Мы ехали на запад. Так уж сложилось, что ехать на запад нам нравится значительно больше, чем ехать на восток. Выезжаешь обычно утром, и если едешь на запад — солнце красиво освещает тебе путь, а если на восток — беспощадно выжигает глаза. На запад — солнце гонится за тобой и твой день удлиняется, а на восток — укорачивается. И ещё на западе — Истрия.
На сей раз мы не могли позволить себе длинную остановку на нашем любимом хорватском полуострове, впереди были поистине наполеоновские планы, но не заехать на пару дней к Майе и Бруно, с которыми мы подружились в прошлой поездке, было бы непростительно.
Мы были встречены традиционной истрианской Мальвазией. Бруно всё время находит какие-то оправдания, почему именно сейчас просто необходимо пить Мальвазию — то внучка родилась, то тяжёлый сезон, много туристов, дайвинг, морские экскурсии, или фаза Луны подходящая, или в древнем календаре ацтеков текущий месяц помечен как месяц Мальвазии, но, честно говоря, особенно уговаривать нас не пришлось. Мальвазия у Бруно какая-то особенная, такую в Загребе не купишь, даже если хорошо искать.
За вечерним бокалом рассказали о наших планах переезда в Загреб, и Бруно ожидаемо счёл эту мысль крайне странной.
— Загреб! Что там делать! Люди, машины, пыль, моря нет! — возмущался Бруно, всю жизнь проживший в Крае, население которого вряд ли дотягивало до сотни человек.
— Понимаешь, Бруно, мы — жители мегаполиса, нам необходимо иметь возможность купить сковородку в два часа ночи. Вот скажи, в Крае можно купить сковородку в два ночи? А в Опатии? А в Риеке хотя бы? Нельзя? Ну и как мы тогда здесь жить будем, нас культурный шок накроет, мы такие приехали, а сковородку купить не можем, надо до утра ждать.
Бруно, казалось, честно пытался это переварить, но получалось у него так себе, поэтому я продолжил объяснения.
— Вот скажи, зимой, когда нет туристов, чем ты тут занимаешься?
— Я? Ну, встаю... Ем, пью вино... Смотрю телевизор, жарю мясо... И вот уже вечер!
Не могу сказать, что мне не понравилась описанная им перспектива, но всё же какой-то переходный период был нам явно необходим.
На следующий день мы отправились в Опатию, чтобы посетить там тот самый ресторан, в котором пару лет назад нам по ошибке принесли ризотто с морепродуктами вместо ризотто с курицей, и мы были вынуждены попросить заменить его. Поблизости был ещё один ресторан, в который мы хотели даже больше — ресторан сына Бруно, но он был настолько хорош, что все места в нём были заняты подчистую.
На сей раз нам принесли правильный ризотто с курицей, но помимо этого мы заказали ещё и целую тарелку всяких головоногих — действие, невообразимое для нас двумя годами раньше. Я, правда, почти ничего оттуда не съел, потому что на Корчуле обожрался всем этим на долгие годы вперёд, но Ксюша, действительно, находясь в здравом уме и практически трезвой после вчерашней Мальвазии памяти, сознательно взяла тарелку с ракушками и креветками. Вот до чего может довести обычного континентального мясоеда непродолжительный отдых на островах.
Вода на Истрии в те дни была, мягко говоря, освежающей. Конечно, это не помешало нам залезть в море, несмотря на то, что мы провели в нём предостаточно времени на более тёплой Корчуле, но мы всё же задавались вопросом, а чем тут занимаются в такое время все остальные люди, у которых нет привычки бултыхаться в ледяной воде, и ответ на этот вопрос предоставил нам Бруно, предложив нам принять участие в том, что он назвал «экскурсией».
На самом деле, эта «экскурсия» сама по себе была занятием не слишком интересным. Лодку доверху загружали немцами, пивом, ракией и сырыми сардинами, пойманными заранее. Всё это добро везли в какую-нибудь отдалённую бухту, доступ к которой есть только с моря; в пути немцы постепенно уничтожали запасы пива и ракии. По прибытии на место немцев выгрузили на берег, заставив окунуться в ледяную воду (причалить к самому берегу лодка не могла из-за особенностей рельефа), после чего оставили их загорать на пустынном пляже, а в это время Бруно с помощником жарили на гриле сардины, которые по мере готовности закидывались в немцев, периодически курсировавших между пляжем и лодкой. После того, как все немцы хорошо пропеклись на пляже и были нафаршированы сардинами под завязку, их снова грузили на лодку и транспортировали в обратном направлении, в процессе забрасывая в самых ненасытных остатки сардин и заливая их пивом.
«Экскурсии» такого уровня были нам интересны разве что во время нашей первой поездки в Египет, со времён которой прошло, страшно сказать, лет пятнадцать. Но сейчас нам было интересно посмотреть на совсем другие вещи — на внутреннее устройство мелкого туристического бизнеса в Хорватии, на Бруно за работой, на то, как люди, живущие в небольших деревнях и посёлках, в течение туристического сезона зарабатывают те небольшие деньги, на которые живут весь остальной год.
К тому же, пока немцы пропекались на пляже, мы исследовали холодное море, и обнаружили у побережья какие-то заброшенные инженерные конструкции явно военного назначения.
Несмотря на то, что нам перепало небольшое количество сардин, которые не успели загрузить в немцев, вечер всё равно закончился грилем. Именно Бруно виноват в том, что я теперь так люблю грили, и тот самый гриль, с которого эта любовь началась, я всё ещё подсознательно люблю больше всего.
А на следующий день мы должны были сделать ещё одно дело, которое ждало нас непозволительно долго. Мы должны были вернуться в Ровинь.
Ровинь, с которого всё началось. Первая цель автопутешествия, первый закрытый гештальт. Первая точка, до которой мы доехали сами.
Тогда, в 2009-м, Ровинь был прекрасен и почти пуст. Консервативные западноевропейские туристы всё ещё не были уверены, что в бывшей Югославии безопасно, ближайшие восточноевропейские соседи ещё вызывали опасения и не всегда воспринимались как друзья, а за пределами Европы так и вообще не все знали, что есть такая страна — Хорватия. Тогда, поздним вечером прибыв на место, мы пошли к морю, слушали шум его волн, и были совершенно одни. Но всё изменилось.
В Западной Европе постепенно распространились слухи, что в Хорватии, вроде бы, больше не стреляют. Ну или по крайней мере не так часто, как раньше. Осторожный туристический ручеёк, принесший с собой вести о том, что в Хорватии безлюднее, чем во Франции, дешевле, чем в Испании, чище, чем в Италии и спокойнее, чем в Греции, быстро перерос сначала в уверенный поток, а потом и в стремительную реку туристов со всех уголков Европы. На волне туристического бума даже Загреб, который никогда не был самостоятельным туристическим направлением, смог привлечь огромное количество туристов из Европы, США, Японии, Кореи и вообще, откуда угодно.
Всё это, разумеется, не могло не коснуться Ровиня, одной из жемчужин Истрии, который, к сожалению, теперь представляет собой в сезон одну большую туристическую толпу. Да, он всё так же прекрасен, его узкие улицы всё так же самобытны, но на его парковках уже невозможно найти свободного места, его пляжи усеяны телами отдыхающих с высочайшей плотностью на всей Истрии, а чтобы подняться на колокольню церкви св. Эуфимии, придётся отстоять очередь. Для нас этот город невозможно испортить ничем, и мы долго гуляли по нему, несмотря на все эти толпы, и решили обязательно попробовать вернуться сюда ещё раз — зимой.
А потом мы поехали в Врсар, но не в сам город, а на аэродром. Где-то по пути в Ровинь нам попался на глаза щит с рекламой полётов над Истрией с аэродрома Врсар, и мы решили хотя бы узнать, что почём.
Ценник панорамного полёта продолжительностью в четверть часа оказался вполне подъёмным. Нет, я не назвал бы его гуманным, но он был подъёмным, а мы уже сюда приехали, и не просто же так, и вообще, мы на отдыхе. Нужно было только подождать с полчаса, когда самолёт вернётся, и я потратил их на употребление банки пива Löwenbräu, оказавшегося в аэродромном баре, и вызвавшем во мне бурю воспоминаний. В конце девяностых именно пиво Löwenbräu стало первым настоящим пивом, которое я попробовал. До этого были всякие Жигулёвские, Очаковские и Балтики, которые пивом по сути своей не являлись, а вот Löwenbräu стало первым, которое открыло мне мир настоящего пива. Потом его стали варить в Санкт-Петербурге, и оно моментально стало похоже на «Балтику-3», разбавленную канализационными стоками, а ещё позднее производство перенесли в Клин, и, чтобы совсем уж не позориться, переименовали его в «Ловенбрау», так что последние 18 лет у меня не было шансов попробовать тот самый Löwenbräu. Нет, вру, разумеется, были, мы и в Германию ездили, да и в остальной Европе оно на каждом углу, но как-то под руку не попадалось, а тут вот попалось.
В общем, пиво и воспоминания помогли мне преодолеть мой страх полётов. Да и легкомоторных самолётов я, как выяснилось, боюсь меньше, чем больших. Я довольно паршиво разбираюсь в авиации, но в меру моих скудных познаний предполагаю, что нам досталась одна из модификаций Cessna 172. Во всяком случае, «Cessna» там было написано довольно крупно и ошибиться в этом месте было сложно, а 172 как раз подходит по размеру.
Мы летали на небольшой высоте и посмотрели на близлежащие достопримечательности Истрии — Ровинь, из которого мы только что приехали, Врсар и Лимский фьорд. Сама возможность поснимать наши любимые места с воздуха, несомненно, ценна, хотя я, наверное, предпочёл бы для этой цели дрона. А вот познакомиться поближе с практикой управления легкомоторным самолётом — это для меня было по-настоящему интересно, хотя, вероятно, не все члены нашей команды разделят со мной мои акценты.
На этот раз, находясь на Истрии всего пару дней, мы успели осуществить довольно плотную программу. Иногда мне кажется, что чем больше у нас времени в каком-то месте, тем ленивее мы подходим к его изучению, а короткие сроки бронирования наоборот концентрируют нас. В этом смысле следующий этап нашего путешествия вызывал у меня некоторые опасения.
И ещё, у меня появился новый повод завидовать жителям Истрии. Наш любимый регион Хорватии, наполненный и природными, и рукотворными красотами, который уже ничто не могло сделать лучше, всё-таки оказался ещё лучше: выяснилось, что отсюда меньше часа пути до границы с Италией.